Казалось бы, что может быть более вечным и незыблемым, чем русский народный костюм, хранящий в себе отголоски столетий истории? Однако в современном мире даже такие символы способны превратиться в мгновенный, вирусный тренд, причем с весьма неожиданным медийным катализатором. Новость о том, что россиянки массово скупают кокошники после слов президента Владимира Путина, а спрос на них вырос вдвое, а запросы в Google бьют годовые рекорды, – это не просто статистика. Это яркий пример того, как глубокие культурные корни переплетаются с сиюминутным информационным поводом, рождая порой совершенно парадоксальные явления.
Кокошник – не просто головной убор. Это символ. Символ русской красоты, женственности, а иногда и некой загадочной «русскости», которую так любят интерпретировать и на родине, и за ее пределами. Но кто бы мог подумать, что для его возвращения в массовую культуру – пусть даже в формате «красного кокошника-ободка» – потребуется не показ мод от модного дизайнера и не новое этнографическое исследование, а, как сообщается, слова главы государства?
Этот всплеск интереса к кокошнику, приуроченный к конкретному выступлению, демонстрирует несколько интересных аспектов современной медийной и социальной реальности.
Во-первых, это сила медиаповода. Одно лишь упоминание, один контекст, связанный с фигурой, обладающей высоким медийным весом, способен моментально перевести предмет из категории «сувенир для иностранцев» или «атрибут фольклорного ансамбля» в разряд «самого русского тренда этой осени». Здесь мы видим, как медийная повестка, даже если она напрямую не связана с модой или культурным наследием, может формировать потребительские паттерны и создавать спрос на совершенно неожиданные товары.
Во-вторых, это поиск идентичности и принадлежности. В наше время, когда мир стремительно меняется, а глобализация предлагает унифицированные решения, у людей возникает естественная потребность в чем-то своем, уникальном, понятном. Кокошник, как и хохлома, о которой мы уже говорили, становится таким якорем, способом проявить свою принадлежность к определенной культуре. Даже если это проявление выглядит как покупка красного ободка на маркетплейсе, оно все равно отражает внутренний запрос на «русскость».
В-третьих, это скорость и механика виральности в диджитал-эпоху. В былые времена для распространения такого тренда потребовались бы недели, если не месяцы, работы стилистов, журналов, телепередач. Сегодня, благодаря интернету, социальным сетям и маркетплейсам, импульс от медиаповода до массовой покупки проходит за считанные часы. 60 заявок «за один вечер» – это не просто цифры, это иллюстрация мгновенной реакции онлайн-рынка на информационный всплеск.
И, конечно, здесь присутствует изрядная доля иронии. Пока на Западе обсуждают «Свифтономику», где Тейлор Свифт своим присутствием заставляет цвести целые индустрии, от туризма до сферы услуг, Россия отвечает своим, не менее колоритным, «кокошник-бумом». И пусть это пока выглядит как единичный всплеск, а не системный экономический эффект, но сам факт его возникновения говорит о многом. О том, что даже самые архаичные символы могут быть реактуализированы в современности, став частью цифрового хайпа.
Так что, да, кокошник – самый русский тренд этой
осени. И он не только украшает головы, но и ярко демонстрирует, как тонкие нити
традиций переплетаются с мощными потоками современных медиа, создавая
совершенно новые и порой очень забавные культурные феномены, утверждает доцент
кафедры массовых коммуникаций и медиабизнеса Финансового университета при
правительстве РФ Николай Яременко. И если уж мы не можем выйти из парадигмы
кокошников, то, может, стоит обернуть ее в свою пользу? Кто знает, может, скоро
и западные инфлюенсеры начнут осваивать «русский стиль», вдохновляясь нашими уникальными
«трендсеттерами» и их влиянием на маркетплейсы. В конце концов, аутентичность
всегда в цене.
10 октября
